Возвращенец. «Элита пушечного мяса» - Страница 79

— Поехали!

Объехав стороной горящий «студебеккер», к счастью не из их роты, подъехали к броду. С двух сторон коридор из разбитой техники, немецкой и нашей. И трупы. Десятки раздувшихся конских трупов на берегу и в воде. По мере приближения вонь от разложения усиливалась, настырно лезла в кабину, несмотря на закрытые стекла. Хорошо хоть дожди и не так жарко, а то бы точно стошнило. Удачно проскочив брод и выбравшись на правый берег, Вова торопливо опустил стекло и жадно хватанул ртом чистый воздух.

Армия сунулась во Львов, но, убедившись, что немцы намерены город удерживать, пошла в обход с севера. Плечо снабжения все росло и росло, доросло до двухсот километров, мартовский кошмар начал повторяться. Но тут крупно повезло, в одном городишке немцы бросили большие склады горючего. Да что там большие, огромные склады, целой танковой армии на несколько суток хватило. Танки ворвались в городок так неожиданно, что стремительно разбегающиеся фрицы даже поджечь ничего не успели.

После такого успеха их корпус развернули на девяносто градусов и опять двинули на Львов, только уже с запада. Танкисты говорили, что им приходилось наступать на запад, на север, на юг, но вот на восток они идут впервые, непривычно как-то. В конце июля город взяли, Вове тоже пришлось побывать в городе сразу после освобождения, следов недавних боев на улицах было предостаточно.

Их колонна остановилась на площади возле рынка, застроенной небольшими трех- и четырехэтажными домами. На первом этаже какая-нибудь лавка, верхние — жилые. В центре площади — сам рынок. Шоферы выбрались из кабин, чтобы немного размяться. Ротный достал флягу со спиртом, глотнул прямо из горла. Тут-то все и заметили, что с Кальманом происходит что-то не то, чуть не плачет человек.

— Что с тобой, Аркадий Львович? Часом не заболел?

— Нет, не заболел.

Капитан с третьей попытки не смог зажечь спичку, бросил, достал новую, наконец, закурил.

— В сорок первом мы семьи комсостава эвакуировали. Целый день ехали по проселочным дорогам, приехали во Львов, на этой же площади остановились. С чердаков по нам стреляют, дети плачут… Просили у местных воды для детей, никто не дал, только зубы скалили — конец вам. А вот хрен им!

Ротный швырнул недокуренную папиросу на землю.

— Гоните всех с окрестных домов сюда!

Хоть и видели, что капитан малость не в себе, но возразить никто не осмелился, пошли по домам. Вова стукнул в первую попавшуюся дверь прикладом ППШ.

— Эй, выходи, кто есть.

Тишина. Пришлось еще пару раз грохнуть по двери, прежде чем лязгнул запор. В темной щели появилось бледное лицо пожилого местного дядьки.

— Що ви хочете?

— Выходите на площадь.

— Всим выходить?

— Всем, всем. Много вопросов задаешь.

— З речами?

— С какими еще речами? — обозлился Вова. — А ну пошел, любознательный!

Лопухов за шиворот выдернул львовянина из-за двери и пинком придал ему ускорение в нужном направлении. После рассказа Кальмана церемониться с этой публикой он не собирался. Приоткрыв дверь, грозно гаркнул в проем:

— Быстро на выход!

И тут же треснул прикладом по следующей двери.

Через четверть часа водители собрали на площади человек семьдесят. Не всех, конечно, выгнали, большинство попрятались. Обошлось без стрельбы. Все понимали, что отношение к новой старой власти за годы оккупации не улучшилось, но открытого неповиновения никто не выказал, боялись. Стояли, не поднимая глаз, косились на шоферские автоматы и карабины. Кальман взобрался на подножку «студебеккера».

— Что, сволочи, вспомнили меня?! Вспомнили, как детишкам воды не давали?! Конец вам, говорили?! А я вернулся! Красная армия вернулась, ничего вам, сволочам, не простим!

Рваная, эмоциональная речь капитана на собравшихся впечатления не произвела. Выслушали и разбрелись обратно по домам, когда разрешили. Зря ротный глотку драл, но его можно понять.

Вскоре отношение местного населения к Красной армии проявилось во всей красе. С воинскими частями они не связывались, но транспортные колонны обстреливали часто, а одиночные машины, бывало, пропадали со всеми концами, так и не находили. Передвижение поодиночке запретили, только колоннами, в кабины к водителям посадили автоматчиков из мотострелкового батальона. Они же выполняли обязанности грузчиков. Лопухову достался худенький парнишка из последнего пополнения.

— Как зовут?

— Вова. Владимир то есть.

— Тезка, значит.

Глянул Вова в глаза своего тезки и достал из своей заначки банку американских консервированных сосисок.

— На, трескай.

Пока тезка пальцами таскал розовые сосиски из банки, Лопухов провел короткий инструктаж.

— Не вздумай чего-нибудь со склада или из машины спереть. На это начальник продовольственной службы есть, пусть он и ворует, должность у него такая. Понял?

— Угу.

— Не угу, а так точно.

Пацан торопливо проглотил содержимое набитого рта и только тогда ответил:

— Так точно, товарищ гвардии ефрейтор!

Таким образом Вову никто еще не титуловал со дня объявления приказа. Вова попробовал на вкус — «гвардии ефрейтор Лопухов». Не, не звучит. Ни звание, ни фамилия, уж лучше оставаться Санычем, как и все. Решив проблему, Вова продолжил инструктаж.

— На ходу не спи, следи за правой обочиной. Как начнется, прыгай и сразу ищи укрытие. Дальше по обстановке.

— А что начнется? — осторожно поинтересовался тезка.

— Когда начнется — поймешь, — туманно пообещал Вова.

Между тем бригада практически без передышки двинулась дальше.