День прошел погано, к вечеру Три Процента окончательно оглох. Немцы периодически обстреливали позиции роты, но в атаку не шли. Мин и снарядов они не жалели, у Вовы создалось впечатление, что железную дорогу фрицы подвели прямо к огневым позициям своей артиллерии и боеприпасы подавали прямо из вагонов. В минуты затишья, когда удавалось высунуть из окопа нос, было видно карусели, которые устраивали «юнкерсы» над окраинами Сталинграда. В городе по-прежнему что-то горело, и в небо поднимались клубы черного жирного дыма.
К концу дня организм разрывали два противоречивых желания, но только с наступлением темноты Лопухов смог, наконец, выбраться из своей ячейки и облегчиться. За этим занятием его и поймал ротный старшина.
— Лопухов, хватай ведра и дуй за водой для кухни.
Вместо едва не вылетевшего «а почему я?», — Вова ответил:
— Есть!
И дунул к Волге. Пока туда, пока сюда, у ротного котла дно покажется, так и голодным остаться недолго. Минут через сорок Вова плюхнул ведра у полевой кухни. Как он и опасался, кроме повара и его помощника, здесь никого уже не было.
— Принес? — приветствовал его повар. — Давай котелок.
И навалил полный, даже с верхом, котелок гречневой каши. С салом. Верх Вовиного счастья. Соли, правда, было маловато, но следующей фразой повар его просто убил.
— Мало будет — еще положу.
— А что, можно? — удивился невиданной щедрости Три Процента.
— Можно. Считай, треть едоков выбыла.
Треть. Очередная ложка каши застряла у Вовы в горле. Суток не прошло, а третью часть роты, как корова языком… Нет, о потерях он, конечно, знал, но чтобы треть! Если так дальше дело пойдет…
Дальше дела пошли еще хуже. Посреди ночи Вову растолкали, выгнали из ячейки и через четверть часа он уже топал по степи, постепенно удаляясь от города. Шли долго, к концу пути разнеслась новость, что немцы прорвались где-то севернее и создалась угроза их выхода к Волге. Вот эту угрозу и предстояло ликвидировать спешно стягиваемым к месту прорыва частям. В составе одной из этих частей и топала, спотыкаясь в темноте, третья Вовина рота. Утром ей предстояло идти в атаку.
Перед рассветом рота сосредоточилась в неглубокой, наспех вырытой до них траншее. Уставший, невыспавшийся и злой Вова пытался сидя приткнуться у стенки траншеи, но народ постоянно шлялся мимо, задевал, звякал, гремел чем-то железным, хрен заснешь. Только он отключался, как кто-то целенаправленно его растолкал.
— А?
— Два. Держи.
В руки сунули две похожие на консервные банки гранаты с запалами. А в семь часов ударила немецкая артиллерия, наши ответили, и понеслось. Когда очумевший от грохота и усталости Вова рискнул выглянуть наружу, то увидел, что наши снаряды рвались где-то в полукилометре от траншеи. Надо было полагать, что немецкие позиции находились где-то там. Перекрикивая грохот взрывов, по траншее прокатилось:
— Приготовиться к атаке! Штыки примкнуть!
Три Процента до автоматизма отработанными движениями примкнул штык к винтовке. Траншея, ощетинившаяся острой сталью поблескивающих штыков, казалось, скрывала грозную силу, но Вова уже знал, насколько уязвима и мягкотела идущая в атаку на неподавленные пулеметы пехота. Грохот артиллерии стих, в воздухе пыхнули две зеленые ракеты.
— В атаку, вперед, ура-а-а!
Повинуясь ротному свистку, Вова выбрался на бруствер. Но не сразу, пропустил вперед самых прытких. Надолго задерживаться в траншее тоже было не резон — в ней, размахивая наганом, метался ротный, подгоняя замешкавшихся.
— Ура-а! А-а-а-а-а!
Лопухов бежал, чуть пригнувшись, готовый рухнуть на землю в любой момент. Игла штыка, словно гончая, обнюхивала дорожку, на которую в следующий миг обрушивались тяжелые ботинки.
— А-а-а-а-а!
Немцы позволили роте пройти метров двести и открыли огонь. Бежавший впереди красноармеец вдруг споткнулся и упал мятым кулем, за ним второй, только тогда Вова услышал знакомый посвист пуль. Впереди земля взлетела крохотными фонтанчиками, и он бросился на землю. Земля встретила его серо-желтой сухой травой. Трава давала укрытие. Не от пули, только от взгляда, но немецкие пулеметы били густо.
Шедший справа метрах в двадцати ротный вдруг начал оседать на землю. «Это твой шанс», — молнией пронзило Вовин мозг! Прежде, чем окружающие успели что-либо сообразить, он, проигнорировав свистящие вокруг пули, подлетел к упавшему лейтенанту, выдернув по пути из кармана индивидуальный пакет.
— Санинструктора! Санинструктора!
Пока не было санинструктора, Три Процента попытался стянуть с ротного шинель, но ремни, перетянувшие грудь лейтенанта, не давали это сделать.
— Куда его?
Рядом с Вовой приземлился санинструктор.
— В грудь, навылет.
Вдвоем дело пошло быстрее, а с бинтом медик управлялся намного профессиональнее, Вова только помогал, придерживая раненого.
— Вынесешь?
— Вынесу, — согласился Три Процента.
Пока возились с ротным, рота успела продвинуться и сейчас серела неровными холмиками в полусотне метров впереди. Для начала Вова оттащил лейтенанта метров на двадцать назад. Здесь была плоская впадина, неглубокая, сантиметров тридцать-сорок, но этого хватало, чтобы пули не залетали в нее, а свистели поверху. Здесь он вернул штык в походное положение и уже хотел продолжить начатое, но тут заметил ползущего в нужном направлении бойца.
— Эй, ползи сюда!
— Чего?
— Сюда, говорю, ползи. Здесь не достанут.
Доверчивый парень клюнул на приманку.
— Куда тебя?